Кэйт встала. В сером свете занимающегося утра Кэйтлин выглядел ужасно. Его осунувшиеся щеки с седой щетиной за ночь еще больше обвисли. Несмотря на недостатки — а их у него был миллион, — Кэйт испытывала к нему нежность.

— Поедемте в участок, пусть судебные крючки тут заканчивают свое дело. — Она мягко взяла его за руку и увлекла за собой. — Надо сполоснуть кишки чашечкой кофе!

О завтраке после всего не могло быть и речи. Оба это хорошо понимали.

Рональд Батлер в сопровождении Кэйт вошел в морг больницы Грэнтли. Помощник заведующего откинул с тела убитой простыню, и Рональд Батлер увидел то, что осталось от дочери. Кэйт отвернулась, но краешком глаза заметила, что рука несчастного отца потянулась ко рту.

— Это ваша дочь, сэр? — тихо спросила Кэйт. Необходимо было произвести формальное опознание.

Батлер кивнул и вдруг стал оседать на пол. Помощник заведующего быстро прикрыл тело Луизы и вместе с Кэйт кинулся к Батлеру. Тот схватился за грудь, и, когда рухнул на пол, Кэйт закричала:

— Вызывайте «скорую помощь»! И поскорее, черт побери, у него сердечный приступ!

Помощник убежал, а Кэйт принялась хлопотать возле Рональда Батлера: ослабила галстук, расстегнула рубашку.

Лицо у Рональда Батлера стало серым, и на нем выступили капельки пота. Губы посинели. Кэйт опустилась на колени и приложила руку к шейной артерии. Пульс едва прощупывался. Тогда Кэйт поднялась и стала делать массаж грудной клетки, нажимая обеими руками чуть левее того места, где прослушивалось сердце.

Господи Боже мой, хоть бы они скорее приехали!

Всевышний, видимо, услышал мольбу Кэйт, потому что в следующий момент завыла сирена и в морг въехала «скорая».

Кэйт продолжала массировать Батлеру сердце, пока ее не сменили врачи, и была вознаграждена, когда дыхание у больного стало ровнее. Наконец его положили на каталку, чтобы увезти в отделение сердечно-сосудистых заболеваний, и тут он схватил Кэйт за руку:

— Вы ведь сообщите обо всем жене?.. Пожалуйста, постарайтесь ее не очень волновать…

— Не беспокойтесь, — ответила Кэйт, почувствовав, как защемило сердце, но это была не физическая боль, а жгучая ненависть, мучившая ее весь день.

— Вся наша жизнь была в Луизе, понимаете? Мы не теряли надежды… верили, что она вернется домой! Вы понимаете, да? — Он крепко зажмурился, стараясь удержать хлынувшие слезы. — Мы думали, она жива!

Кэйт приняла горе этого совершенно чужого ей человека как свое собственное! Сумка, которую она швырнула на пол, когда бросилась на помощь Батлеру, так и валялась, и сейчас, едва отъехала каталка, Кэйт подняла ее. После этого она вернулась к телу Луизы и откинула с ее лица покрывало.

Ей было всего пятнадцать! Ее обожали в семье! И вся жизнь у нее была впереди! А что теперь? Кровавое месиво!

Судорожно сглотнув, Кэйт вышла из морга. Она решила присутствовать при вскрытии и отправилась прямо в анатомичку, где ей пришлось немного подождать.

Трагедия Рональда Батлера помогла осознать всю бесплодность их расследования. Луиза Батлер, Мэнди Келли, Джералдин О’Лири изнасилованы и убиты. И все это за каких-то семь недель!

Их долг — обезвредить преступника, прежде чем он совершит еще одно злодеяние. А у них ни одной улики! Ниточки, за которые они пытались ухватиться, завели в тупик. Версии одна за другой лопались, как мыльные пузыри. Преступник либо необычайно хитер, либо ему просто везет, либо и то, и другое.

Началось вскрытие. Кэйт выдали белую маску, и она вполне оценила ее, когда патологоанатом сделал разрез грудины к пупку: без маски можно было бы просто задохнуться, такой пошел запах.

Из-под полуопущенных век Кэйт наблюдала за этой страшной процедурой. И вновь ощутила жгучую боль в груди, на сей раз невыносимую.

Каким же надо быть подонком, чтобы изнасиловать, убить, закопать в землю юную девушку, потом вернуться на место преступления и, выкопав тело, снова измываться над ним!

Они должны взять этого негодяя!

Взять во что бы то ни стало!

Кэйт предстояло сообщить родственникам погибших, что они могут забрать тела для захоронения, и сама мысль об этом ее угнетала.

Кэйт остановила машину поодаль от дома семьи О’Лири и несколько минут смотрела на окна с белоснежными занавесками: то ли сам Мик О’Лири содержал все в полном порядке, то ли кто-то ему помогал. Возможно, мать Джералдин, умная, приятная женщина. Кэйт как-то виделась с ней. С тяжелым вздохом Кэйт вылезла наконец из машины, заперла ее, медленно подошла к дверям и позвонила.

Ей открыла Кэтлин Петерсон, мать Джералдин, с Софи на руках, самой младшей внучкой. Покойная Джералдин была очень похожа на мать: такие же длинные каштановые волосы и миндалевидные, как у лани, глаза.

— Не знаю, помните ли вы меня? — улыбнулась Кэйт. — Я — инспектор полиции Барроуз…

— О, милости просим, дорогая, милости просим!

Кэйт вошла в крохотную прихожую.

— Проходите, проходите!

Кэйт последовала за женщиной по коридору в гостиную. На ковре валялись игрушки, был включен телевизор. В кресле у камина сидел Мик О’Лири. Вид его поразил Кэйт: ссутулившийся, будто старик, заросший щетиной, в мятой одежде.

Кэтлин Петерсон перехватила взгляд Кэйт и, пожав плечами, сделала ей знак пройти с ней на кухню.

Там она спустила с рук малышку Софи и тихонько прикрыла за собой дверь.

— Присаживайтесь. Кофе хотите? Может быть, чаю?

— Спасибо, чашечка кофе не помешала бы, только без сахара, пожалуйста.

Пока Кэтлин наливала и ставила чайник, Кэйт наблюдала за Софи. Та стояла на полу и, не двигаясь с места, следила глазами за бабушкой. Кэйт улыбнулась девочке, но та лишь мельком глянула на нее и снова сосредоточила все внимание на бабушке.

Поставив перед Кэйт чашку с кофе, Кэтлин села напротив и, к великому удовольствию малышки, усадила ее к себе на колени. Девочка устроилась поудобнее и затихла, прижавшись к бабушке и засунув в рот большой палец. Кэтлин убрала волосы со лба внучки и взглянула на Кэйт.

— Младшенькая так тоскует по матери! Впрочем, остальные тоже.

Кэйт не нашлась, что ответить.

— Вы уже напали на след преступника?

Кэйт покачала головой:

— Нет. Я приехала сказать, что можно захоронить тело Джералдин.

Женщина глотнула кофе и дрожащими пальцами поставила чашку на блюдечко.

— Слава Богу! Я думаю, если мы… в общем, если мы похороним ее… нам станет немного легче. Одна мысль о том, что она…

— Я понимаю. Поверьте, я все понимаю! Пожалуйста, не терзайте себя!

— Как ни странно, — доверительно продолжила Кэтлин, — я думала, с нашей семьей никогда ничего не случится дурного, и как-то свыклась с этой мыслью. Слушаю в теленовостях про всяких убийц, насильников… слушаю и думаю: «Какой ужас!» — а потом иду готовить обед или играть в бинго,[25]и, понимаете, все ужасы улетучиваются. Понимаете, да? Просто удивительно, до чего бываем мы безразличны к чужому горю. Попереживаем немного, и все. А коснись что-нибудь нас… Я так сейчас мучаюсь, что и не передать. Все кажется, будто дочь моя здесь, со мной рядом.